Итак Дурьёдхана изо всех сил старается проникнуть горячей праной в промежность Прекрасной Деви.
" Я тебя дожму, женщина, ещё увидишь"
Она приятно удивлена его настойчивостью, ведь он мог раз сто уже просто сбежать от неё...
Сначала пестрый шелк не пропускает живое дыхание, но потом сдается.
Ощущение у молодой женщины удивительное, она стонет долгим стоном и откидывается на спину ( до этого опиралась на локти)...
Она не знает куда себя деть. Она чувствует, что вызванный им непрерывный сладкий, но изматывающий трепет может перейти в сильнейшую боль, если просто оставить всё как есть. Она не может даже нормально дышать и стонать тоже сил нет...
Меж тем, Дхоти и Сари возмущенные, сползают на пол, прошипев тихонечко:" -- Да делайте вы что хотите, развратники!"
и прицеливаются улепетнуть в замочную скважину, но Дурйодхана незаметно прижимает их к полу большим пальцем босой левой ноги, грозно сверкает на них глазами, гордо выгибает крутую бровь: "-- Цыть, падлюги, лежать. И чтобы ни мур-мур..."
Перепуганные ткани замирают недвижно.
Окинув обнаженную Драупади одобрительным взглядом, Дурйодхана бережно подхватывает её на руки и осторожненько кладёт на прекрасные мягкие шелка (Шелка хранят эпическое молчание -- " То-то же, мораль они читать нам будут..."), помещает свои бедра между её бедер, но не наваливается, опираясь на локти, улыбается слегка и произносит как бы в шутку или немного насмешливо: "ублажай меня, рабыня", а затем, склонившись к самому уху, еле слышно: "-- не передумала?"
Она ещё находит силы ущипнуть его за задницу, и он поправляется и снова входит в роль.
Он смотрит некоторое время ей в глаза взглядом полным сознания своего мужского превосходства и произносит наконец тихо, но непреклонно и очень серьёзно, заветную фразу:
"Ублажай меня, рабыня".
Но ей страшно, потому что в его зеленоватых глазах всё ещё плавают золотые искорки смеха и она боится, что всё происходящее он воспримет как шутку и не овладеет ею. И тогда она умрёт от боли, от чудовищных судорог и конвульсий.
Но на уже не в силах ни грозить
А лишь смотрит с мольбой.
Вдоволь налюбовавшись её унижением (которое в действительности крайне необходимо сейчас её психике) он наконец то великодушно решается растоптать её. и тогда золотые искорки прекращают свое игривое кружение и сливаются в пламя, и он произносит тихо, но непреклонно и очень серьёзно, заветную фразу:
"-- ублажай меня, рабыня."
Она покорно поднимает бедра и навстречу ему и блаженно принимает его члена свое уже переувлвжненное лоно, уже бог знает что творится.
Его рука стискивает её левую грудь (настолько сильно чтобы вызвать всплеск эмоций, но достаточно мягко, чтобы не травмировать) а губы прижимаются к шее.
Нара и Нараяна давно насквозь промокли, но смиренно терпят и не смеют тревожить покой совокупляющихся.
Ооомммм...